Волнуясь за будущее Летти, Джессика спросила:
— И как же он сможет обустроиться на новом месте?
— Кое-какие денежки у него все же водятся. Сайлас решил ими рискнуть, а остальное одолжил ему я.
Джессика очень волновалась за Летти. Помимо неисчислимых трудностей путешествия и новой жизни, в Техасе ее ждала впереди выплата долга. Пройдут годы, прежде чем, выплатив все до цента, плантацию удастся поднять на ноги и у Сайласа появятся собственные деньги. Быть может, их любовь послужит достаточной поддержкой и Сайлас увидит воплощение в жизнь мечты, которую он и его друг Джереми давно лелеяли.
Джессика повернулась на приставленном к туалетному столику табурете и глянула отцу прямо в глаза.
— Папа! Почему ты так торопишься выдать меня замуж?
— Ну, ты… моложе не становишься. Сама понимаешь. Твоя мама вышла замуж в твоем возрасте. И, если уж начистоту, я не вижу другого столь же достойного кандидата тебе в мужья, каковым является Джереми. — Карсон щелкнул двумя толстыми, короткими пальцами. — Ты должна захомутать его прежде, чем это сделает другая.
— Зависит от того, хочет ли Джереми, чтобы его захомутали.
— Как по мне, то вполне, но ты его отпугиваешь.
— Ему почти тридцать. Он на одиннадцать лет старше меня.
— Ну и что? Какая разница? Я на восемь лет старше твоей мамы, а Сайлас старше Летти, но она все равно счастлива с ним.
Джессика не могла не согласиться с отцом. Все на балу видели, насколько та счастлива. Интересно, есть ли где-нибудь мужчина, который сможет заставить глаза Джессики сверкать так же ярко, как это удалось Сайласу в отношении Летти? Джереми, признаться, ей понравился. Он был очаровательным и очень интересным, но вряд ли этот мужчина обратит внимание на такую девушку, как она. То, что видел ее отец, было всего лишь вежливостью джентльмена по отношению к дочери хозяина дома, в то время как ее сдержанность объяснялась негодованием по поводу того, что отец обращается с ней, словно с кобылой на лошадиной ярмарке.
— Он едет в Техас, ты ведь знаешь, — произнесла девушка.
Взгляд Карсона уперся в носки его домашних туфель.
— Да, знаю.
Джессика снова отвернулась к зеркалу. В этом доме, в этой семье молчание во время разговора часто означало куда больше, чем произнесенные вслух слова. Пауза в речи отца означала, что ему грустно, но он все равно хочет побыстрее выдать свою дочь замуж за подходящего мужчину, который увезет ее как можно дальше отсюда. Джессика хранила молчание. Ритмичный шелест щетки для волос был единственным звуком, нарушающим гробовую тишину.
Подняв голову, Карсон огляделся и вдруг спросил:
— Где Типпи? Почему она тебе не прислуживает?
— Я отослала ее к себе. Она устала. Зачем ей ждать, пока я лягу спать?
Нахмурившись, отец поднялся на ноги.
— Она должна оставаться в комнате, пока ты не ляжешь спать. Только после этого она может идти к себе. Ты слишком ее балуешь, Джесси. Я тебя не понимаю.
— Хорошо, папа, так и будет, — продолжая расчесывать волосы, произнесла Джессика. — Я прослежу, чтобы она не зря ела свой хлеб.
Типпи просила разрешить ей остаться до окончания бала. Она хотела услышать рассказ Джессики о празднике, но после очередного приступа негритянка едва стояла на ногах. Дочь не рискнула напоминать отцу о больных легких Типпи. Внезапное похолодание, случившееся вчера, привело к обострению болезни. А Карсон обычно не особенно панькался с бесполезной собственностью.
— Хотелось бы.
Взгляд мужчины встретился с отражением глаз дочери. Девушка заметила, что он огорчен. На глаза Джессике навернулись слезы. Вновь повисла тишина, куда более многозначительная, чем сорвавшиеся с языка слова.
— Бука! Милая! Почему ты не можешь стать более похожей на нас, на Виндхемов? Почему ты с самого рождения на нас не похожа?
— Не знаю, папа. — От мрачного предчувствия у девушки похолодело в груди. — Боюсь, эта непохожесть дорого мне обойдется.
Глава 6
Вилли Мей сидела среди гор немытой посуды, оставшейся после вчерашнего банкета. Она смаковала вкус второй чашки кофе и радовалась редкой возможности побыть наедине со своими мыслями в Большом Доме. Сегодня воскресенье. Утро. Все, и господа, и прислуга, пошли на церковную службу. После этого состоится обед на берегу реки в тени раскидистых орехов-пекан и кипарисов. Рабы будут лакомиться остатками вчерашнего банкета в честь восемнадцатилетия мисс Джессики. Девитты уехали, слава Богу, в Чарльстон, и в субботу днем отплывают в Англию. По крайней мере, теперь ей не придется суетиться и волноваться, как же накормить-напоить пятьдесят гостей и прибрать за ними.
— А теперь всем спать, — приказала слугам миссис Юнис вчера ночью, когда со столов убрали остатки блюд и грязную посуду. — Мыть будете после утренней службы в церкви. Ничего, подождет. Вилли Мей, иди спать. Ты едва держишься на ногах.
Она добра, миссис Юнис, всегда знает, чего можно требовать от слуг, а чего нет. Хозяйка знает границы и правила. Вилли Мей уважала правила. Жизнь намного проще, когда все знают свое место в ней, согласны со своим местом и не хотят другой участи. Большой Дом погрузился в тишину и покой, но на душе у женщины было совсем неспокойно. Границы и правила. Типпи их не уважает, и в этом вина Джессики Виндхем. Дочь хозяина не доведет Типпи до добра. Мать чувствовала, что ее девочка попадет в большую беду. Запах беды уже витал в воздухе.
Впервые все внутри Вилли Мей сжалось в тугой комок, когда Типпи было всего лишь десять лет. Ее дочь, сопровождая мисс Джессику, появилась в гостиной в то время, когда хозяйка спорила с оформителем о цвете материи для штор на венецианские окна. Вилли Мей как раз подавала чай. Ее дочь подняла два образчика тканей разных цветов и молча протянула их миссис Юнис.